О путешествии в долину р. Оби, исполненном по поручению Императорской Академии Наук

Вся область, лежащая по левому берегу Иртыша, низменна на целые десятки верст, болотиста, изобильна озерами, старыми протоками и проч., — этими остатками старых лож реки. Это места, поросшие ивняком, мелким березняком, мелкою сосною, частью елью; это — главная область местопребывания северного оленя, во время весны и лета. Другие, более или менее известные млекопитающие, редко сюда заходят. В противоположность левой, низменной и болотной области Иртыша, область правого его берега несет на себе совершенно другой характер; это область хвойных лесов, урманов, — область распространения наиболее характерных зверей здешнего края; здесь живут лось, соболь, белка, выдра, медведь, росомаха, частью рысь; соболем в особенности славятся реки Туртас и Демьянка. Для ознакомления с характером флоры и фауны реки правого берега, также с топографиею местности, я совершил экскурсию вверх по речке Бобровке, лежащей около селения Деньщиковского. Вся речка на всем протяжении течет в холмистой местности; берега ее довольно круты; в их обрывах обнажаются такие же аллювиальные образования, как и в долине Иртыша; иногда берега возвышаются над уровнем речки саженей на 10-15. По самым берегам речки растут сначала около Иртыша ива, черемуха, береза, осина, затем, вверх по течению, они всё более и более редеют, преобладание берут уже хвойные деревья; здесь я в первый раз наблюдал стройный высокий лес из одних только кедров, к которым изредка примешивалась пихта; чаще кедр растет вместе с елью, далее с березою и осиною; эта-то смесь всякого рода хвойных лесов и частью лиственных и называется здесь урманом. Места песчаные, сухие, поросшие сосняком, и здесь удерживают за собою название боров. Уже при нашем беглом проезде по речке верст на 20-25, вверх по ее течению, в маленьких лодках-душегубках, мы встречали на песчаных берегах следы выдр. При этом нужно заметить, что выдра при промысле рыбы переходит из одного плеса в другое не водою, а сухопутьем, через мысы, и при таких, неоднократно повторяющихся путешествиях прокладывает совершенно явственные тропинки, особенно в холодное время года; здесь ставят на нее ловушки — луки со стрелами, а то добывают ее и подо льдом, с помощью собак, которые, чувствуя по запаху, лаем указывают ее своим хозяевам. По речке были нередки также и следы лося. Он бродит в урманах, питаясь ветками хвойных дерев, березы, осины и проч. Во время лета, когда комары и овод становятся для него невыносимыми, он выходит из лесов в реки, в озерки и здесь весь погружается в воду, над которою торчит одна только голова; в таких-то местах его и выжидают здешние обитатели и бьют по ночам из ружей. Другой весенний способ охоты на лося — это ямы: проходы между холмами и речками загораживаются забором из сухих дерев, с сучьями, и где-нибудь на середине, на тропе, оставляется узкий проход; как раз в этом проходе делается яма, которая сверху искусно, под естественный цвет почвы, закрывается землею и мохом, и, конечно, всякий лось, пожелающий воспользоваться коротким путем, вместо того, чтоб совершенно обойти забор, остается в яме. Я был у одной такой ямы, у которой несколько дней назад был изловлен лось; но уже раньше нас ее осмотрел медведь; привлеченный запахом сидевшего, несколько дней назад, в яме лося, он снял искусно крышку, с целью осведомиться, не сидит ли там еще, привлекательный для него, лесной обитатель; убедившись в его отсутствии, он, однако же, воспользовался уже гнилыми потрохами, оставленными неподалеку от ямы. Вообще медведь любит осматривать чужие ловушки, на кого бы они ни были поставлены, на зверя или на птицу; ввиду таких его наклонностей, крестьяне в подобных местах приготовляют и для него угощение, в роде самострелов и пр.; при проезде по речке мы замечали на песке и его следы вместе с волчьими. Но речь о Бобровой я завел еще и по другой причине: она получила свое название от того, что лет около 100 тому назад, в ней водились еще бобры. Деды многих из живущих теперь крестьян и остяков рассказывали своим сыновьям и внукам об этом, исчезнувшем теперь, водяном зверьке. По их рассказам, бобры водились около тех мест в речке, где росли березовые рощи, но было ли в этих местах быстрое течение реки или нет — это для бобров было всё равно; подгрызая березы, ничего не значило, если березки были и очень толсты, бобры обыкновенно приноравливали так, чтоб березка всею своею массою упала прямо в воду; в случае, если находили березку, упавшую в воду от ветра или берегового обвала, то пользовались ею. С березок подгрызенных, но упавших на сушу, они обрывали ветви и тоже таскали в воду, в запруду; почками березок бобры и питались. Норы себе устраивали в берегу, с выходом прямо в воду. Там, где старики находили жилище бобров, перегораживали речку в двух местах, так, чтоб жилище бобра осталось в средине загородок; выйти из перегороженной речки бобр не имел уже возможности и, чтоб изловить его, жители делали около жилья, между двумя, ранее устроенными, еще третью перегородку, в средине которой оставляли маленький проход с ловушкою; бобр, ища себе выхода из заколдованного круга и попадался в этом проходе. Подобных вышеописанной бобровок, с водившимися когда-либо бобрами, довольно много по нагорному берегу Иртыша; таковая речка существует около села Реполова; водились бобры во многих речках около Цингалинских юрт. В настоящее время я узнал почти за верное из разных, вполне достоверных, источников, что бобры еще водятся в верховьях р. Конды; рассказы об образе их жизни подобны же вышеприведенным; указывают даже на некоторых лиц, у которых водятся шкурки здешних бобров; но до таковых еще я не достиг, чтоб воочию убедиться в совершенной справедливости рассказов; вместе с тем я уже получил одно решительное обещание касательно доставки в мое владение бобра со шкурою, мускулами и костями. В то же время я намерен обратиться к генерал-губернатору, Н.Г. Казнакову, с просьбою о наложении запрета на промысел за бобрами в тех местах, где они еще в малом количестве сохранились, чтоб предупредить совершенное вымирание этого оригинального водного грызуна; это возможно бы сделать тем более без ущерба для местных промышленников, что шкура здешнего бобра ценится весьма низко, так как она имеет весьма грубую и жесткую шерсть.

После этого легкого отступления касательно бобров, обращусь еще раз к растительности нагорного берега, именно к урманам. Хороши они и приятно смотреть на них в том случае, когда они не тронуты; в таком виде они вскармливают для людей массы зверей, лесных птиц; кедр доставляет целые десятки тысяч пудов орехов, несмотря на то, что в сборе его конкурируют с человеком несметные стада кедровок (Nucifraga Caryocatactes), дятлов, даже стаи ворон, не говоря о белках и бурундуках. Но унылыми и безжизненными становятся урманы тогда, когда лесные пожары производят в них свое разрушительное действие; и, к несчастью, по течению Иртыша сколько-нибудь сохранившиеся урманы теперь редкость; в большинстве же случаев они превратились в печальные, нелюдимые лесные пожарища, часть урманов выгорела уже давно, часть в конце шестидесятых годов, и теперь на целые сотни верст в различных направлениях сплошь встречаются одни только обгорелые пни; часть засохших от пожара лесин еще стоит и, год от году, подгнивает и разрушается, часть деревьев лежит на земле и, образуя почти непроходимую трущобу, служит новой причиной к образованию болот; чтоб осушить, впоследствии уже образовавшиеся и еще имеющие образоваться, болота, которыми уже и без того Западная Сибирь изобилует, потребовались бы громадные средства. Но помимо этого, а также самой потери леса на громаднейших протяжениях, лесные пожары повлекли и влекут за собою убытки и с другой стороны. Лесные пожары опустошительны и для животного царства: во время пожаров многие люди, застигнутые в лесу, или гибли от истомления, или же, если спасались, кидаясь в воду, то умирали потом от простуды. От пожара, конечно, еще в большей степени гибнут и звери: они ложатся костьми или выселяются в другие места, так как сгоревший лес не доставляет уже им тех удобств, какие они находили в лесу нетронутом и, таким образом, ни одно, самое сильное средство со стороны человека, клонящееся к истреблению лесных животных, не может быть так гибельно, как лесной пожар. После того как выгорели урманы, количество зверя в них уменьшилось в сильной степени, а многие из лесных обитателей совершенно исчезли: в особенности это сделалось заметно на лосях и соболях. Там, где прежде лоси бродили стадами, теперь показываются только случайно и разъединенно, где прежде убивали соболей десятками, теперь не видят и следа их. Итак, путем пожаров, нагорный берег Иртыша может сделаться в такой же степени безжизненным, как и левый, хотя, по естественным своим условиям, он может иметь довольно сильную растительность. Липа (Tilia) распространяется по нем до селения Бронникова и даже дальше, до верховьев рек Туртаса и Демьянки. Цингалинская гора, которая, как и большая часть высоких мысов по Иртышу, имеет на себе следы татарского городка, со рвами, и служит, еще до сих пор, для оставшихся около Тобольска представителей татарского племени, священным местом для поклонения, — поросла, кроме разных хвойных деревьев, черемухою, рябиною, боярышником, бузиною, малиною, вокруг которых часто красиво обвивается, щеголяя своими крупными белыми цветами, Atragene Alpina; между большим количеством травянистых растений, в роде белой крапивы (Lamium), вороньего глаза (Paris), воронца (Actaea) и пр., я встретил здесь даже пион или марьин корень (Paeonia). Обыкновенная крапива (Urtica) превышает здесь рост человека и, собираемая остяками с глубокой древности и с большим успехом, заменяет им коноплю; из волокон этой крапивы остячки делают прекраснейшие холсты, тонкие до такой степени, до какой необходимо, хотя лично для своего домашнего обихода и одежды они делают холсты довольно толстые.

(Продолжение следует)