Господь отмерил долгий путь

Мы навестили Марию Степановну в ее доме в канун юбилея. Женщина сидела на заправленной постели, обложенная потрепанными книгами.

- Смотрю, читаете что-то?

- Новый завет, Евангелие…

- Верите в Него?

- Верую. Родители верующими были, а я тогда не принимала Господа. В пионерах была, учили нас: религия — опиум. Это потом отец как-то сказал: «Придет время, веры в Бога не будет». Так и вышло, прости им, Господи. Я ведь болела сильно, люди, которые в церковь ходили, начали внушать: обратись к Богу. Стала посещать храм Божий, мне уже лет пятьдесят было. Каялась. Душа моя изболелась прямо. Теперь уже и ходить не могу, ко мне из церкви сами приходят — батюшка и помощница его. Позвонят, сообщат, что будут и приходят. Батюшка сказал однажды: «Вы сейчас в норме, но когда увидел вас первый раз, испугался даже: худая, отрешенная от мира сего». И правда. Я тогда даже твердо стоять не могла. Слава богу, прошло, сидя под образом Христа вспоминала Мария Степановна.

Отдав Богу Богово, далее заговорили с ней про жизнь. С малолетства работала в колхозе в деревне Примушки Новосибирской области. Отец Степан Васильевич — бригадир, мама Ольга Евгеньевна — рядовая колхозница. Давали «домашнее задание» — мешки шить. Мама, уходя на работу, оставляла ей, восьмилетней, две полосы грубого холста, сшить и подрубить два мешка в счет ее трудодней. Семья большая, дети — мал мала меньше, да кто на это смотрел. Колхознице давали норму — выработать не меньше 150 трудодней. Не выработала — накажут. В 9 лет Машу со сверстниками уже наряжали на работу в поле. Отец в первую очередь ее отправлял, как пример для других. Собирали колоски, садили под плуг картошку. А война началась, ей двенадцать исполнилось — тем более работали от темна до темна.

- Увезут нас на дальние поля снопы вязать. В понедельник и до субботы, до бани. Тяжело было, всегда хотелось есть. Баланды какой-нибудь наварят, 300 грамм ов хлеба дадут на день: хочешь сразу съешь, хочешь — растяни. Спали в соломе. День за жаткой вяжешь. Бежишь на ходу схватываешь колосок к колоску, как в той песне «Вязала девка снопы молода…», добежишь до снопа, подложишь и бегом назад. А там лошадям отдохнуть надо, отгонят попастись, а нам не до отдыха, собираем снопы — четыре стоймя впритык, пятым сверху прикрываешь, чтобы не промочило. А потом, когда роса падет, жать нельзя, нам немножко дадут отдохнуть до ночи, ночью — молотить. Комбайнов ведь не было, молотилки. Поставят нас, двух девчонок, третью — наверх, чтобы снопы в барабан сбрасывать. Подаешь ей этот сноп, а тебя качает: и сил нет, и есть хочется. Зерно отвозила машина под красным транспарантом: «Хлеб для фронта! Для Победы!»

У меня братья были погодки — с 17-го, 18-го и с 21-го. Двое погибли на фронте, третий вернулся весь израненный. После меня еще братья и сестры народились, последняя в 1942 году, когда отца забирали на войну. Всего 9 человек. После войны маму наградили орденом «Материнская слава». Из нас в живых только я да сестра Наталья, ей 82 года. Я и сына похоронила в прошлом году. Тяжко мне было у гроба сидеть: мне под девяносто, а сыночку всего-то 56. Умер в больнице в Салыме, а похоронили здесь. Сколько слез выплакала, да что поделать: Бог дал, Бог и взял.

В Новосибирской области колхоз наш был сильно бедный. Работали, работали, а хлеба досыта не видели. В 1954 году брат, отслуживший в армии, через друга секретаря сельсовета раздобыл справку и уехали мы из деревни. Устроились в леспромхозе, я заправщицей тракторов работала, а затем и вовсе перебрались в Тюменскую область, тоже в леспромхоз. Муж — на тракторе, а я — сучкорубом, — обладая в свои девяносто неслабой памятью, «ткет нить» своего повествования Мария Степановна.

В 1984 году проводили Степановну на пенсию. Она тогда дворничихой была, а до того 14 лет на любимой работе — нянечкой в садике. Но привязались болезни, да такие, что доставляли ее в районную больницу на носилках. В итоге перевели на «легкий труд» дворником, освободив от работы в детском саду. Оклад 82 рубля, потом добавили до 90. Легкий нелегкий, но зимой надо было попотеть, очищая от снега просторную площадку перед клубом. Один мужчина, он каждое утро мимо на работу проходил, как-то остановился: «Хожу, смотрю: ты всё скребешь и скребешь вручную, а тут бульдозером надо. Сколько тебе платят?» «Девяносто» — отвечаю. «Девяносто!? Да тут и четыреста мало!»

И так, будучи на пенсии, отработала Мария Степановна пять лет. Потому что доченька у нее поздняя, училась в десятом классе. Трудилась пенсионерка, невзирая на сердечные приступы, что нередко мучили ее.

- В больницу меня привезут, врач ругается: буду выписывать с предписанием директору, с таким слабеньким сердцем надо дома сидеть. Татьяна Матвеевна, не надо предписания! Дочь в Тюмени учится на кондитера. Вот окончит училище, принесет первую зарплату, скажет: мама, на хлеб я теперь сама зарабатываю, тогда и уволюсь с легким сердцем.

Так и случилось. Из города Ольга вернулась с дипломом, и слабая здоровьем мама сразу оставила работу. Было это в 1989 году.

А чем же государство отблагодарило участницу трудового фронта, ветерана труда за ее бескорыстный труд? Две медали, несколько почетных грамот за работу в леспромхозе. И депутатом сельсовета избирали. Как какие собрания, пожалуйте в президиум, товарищ Богатова! Молоденькая тогда была, робела. Мужчины сидят представительные и она — девчонка. «И сейчас — спасибо всем! Не забывает совет ветеранов, приходят, поздравляют в праздники… словом, вниманием не обижена», — говорит Мария Степановна. Она живо интересуется событиями в мире. «Федеральную пенсионерскую газету для нее выписываем. И всегда в доме районная — «Уватские известия». Читает с очками, а телевизор смотрит без очков», — подсказывает дочь.

Тяжело ей пришлось, жизнь медом не казалась, зато полыни отведала досыта. Но вспомнит внуков, порадуется на правнуков и словно тяжесть с сердца долой. А вот и внучонок, шестиклассник Богдан, ее верный помощник в доме, отозвавшись на бабушкины слова, зашел к ней в спаленку, присел рядышком, обнял, прижавшись. Жизнь продолжается.