Жила-была деревня...

Горный Денщик, Шалимова, Дальний Массив, Тугоносово. Таких населённых пунктов больше нет на карте, но есть люди, которые не хотят забывать свою малую родину.

24 июня 2012 года в поселке Бобровский состоялась встреча бывших жителей исчезнувших деревень. Собралось более 40 человек: гости приезжали из Нефтеюганска, Ханты-Мансийска, Цингалов, Горноправдинска, Демьянска, Тобольска. Трогательно было смотреть, как выходили из машин уже пожилые женщины, не сразу узнавали друг друга, а потом обнимались и плакали, радуясь встрече.

Первым делом гости прошли в библиотеку-музей, познакомились с экспозицией «Деревня памяти моей», в которой был представлен материал по девяти исчезнувшим деревням, и посмотрели слайд-фильм. Нужно ли говорить о чувствах людей, увидевших на большом экране родные места и до боли знакомые лица односельчан.

Исчезнувшие деревни... Сколько их? Какие названия они носили? Кто в них жил? С этих вопросов началась перекличка, которая плавно перешла в воспоминания. Семейную родословную поведала Надежда Антонидовна Симакова; благодаря хорошей памяти братьев Михаила и Николая Сивковых удалось вспомнить многих жителей деревни Луговые Денщики; Матрена Александровна Захарова рассказала о тех, кого знала из деревни Горная Суббота; Павел Михайлович Круглов — о жителях поселка спецпереселенцев Черемхово; исполнил свои песни «Калиновый цвет» и «Зарастают подворья крапивой» бывший житель деревни Шалимовой, член Союза писателей РФ Николай Михайлович Вторушин...

С одобрением отнеслись люди к инициативе Андрея Александровича Сивкова: установить на самой высокой точке в поселке Бобровский памятный знак роду Сивковых, а заодно и деревне Горный Денщик. Но в душе каждый надеялся, что такие знаки могут появиться и на месте их родных деревень.

Кстати, в селе Цингалы уже установлен поклонный крест с табличкой «Жертвам политических репрессий Ханты-Мансийского района» и снят фильм «Черпия». Но сколько еще предстоит сделать, чтобы на долгие-долгие годы сохранить память о малой родине?!

Бобровская библиотека-музей не один год собирает информацию о деревнях, находившихся вблизи поселка Бобровский: Горная Суббота, Луговая Суббота, Шалимова, Яча, Горный Денщик, Луговой Денщик, Тугоносово, Степановка, Титовский выселок, Верхняя Деревня, Островной Денщик, поселках спецпереселенцев Черемхово и Дальний Массив. Составлены описания деревень, собраны архивные данные и фотографии, записаны воспоминания жителей, экспонаты, найденные в тех местах, представлены в постоянно действующей экспозиции «Красный угол деревенской избы».

Из воспоминаний Петра Ильича Сивкова:

«Дед воевал в Первую мировую...»

«В старое время в деревне насчитывалось до 60 дворов. Красивая была деревня, место красивое, народ хороший. Жил в нашей деревне купец Осип Федорович Молоков, родом из местных. К народу хорошо относился. У Молокова был двухэтажный дом: вверху жила его семья, внизу в одной половине рабочие жили, во второй — кухня. Столовался купец вместе с рабочими и с ними везде вместе работал. Свой пароход имел, склады, пристань за рекой содержал (до войны она была еще), мельницу делал, но рабочих много без надобности не держал. Орехи заготовляли тогда каждый год, и делали в Горной Субботе очень дорогое кедровое масло. По зиме нанимал ямщиков возить товары в Тобольск и Омскую губернию.

Помогал односельчанам, когда приходили что-то просить, и никогда не спрашивал, когда долг отдадут. Говорил: «Сколько надо, столько дам, если не сможешь отдать, отработаешь зимой». Рассказывали, бывало, у кого-то медведь задирал корову или еще какая-то беда случалась — приходили к нему. Он отдавал нетель и говорил: «Вырастишь от нее теленка — вот и отдашь за нее». Старый народ его всегда добром вспоминал.

Лавка у купца тоже была двух-этажная, сын торговал, а построили вторую — торговать стал односельчанин Филипп Васильевич Пузин, так он до войны и торговал. (Когда Молокова раскулачили — в новой лавке сделали школу. Позже перевезли дом в село Тугалово под контору правления колхоза, сейчас в нем живут люди).

С женой Ульяной Киберевной своих детей Молоков не имел, сын и дочь были приемные. После жили они в Денщиках. Дочь, Муза Осиповна, похоронена на старом кладбище поселка Бобровский вместе со своей дочерью. Сын, Григорий Осипович, не вернулся с войны. У него остались два сына, они жили в деревне Борки, позже в Тюлях.

В Гражданскую войну Осипа Федоровича забирали красные, увезли за Иртыш в деревню Ходовую и там расстрел учинили, прямо в доме. Когда выстрелили, он упал. Солдаты хозяевам велели, чтобы похоронили, а сами уехали. А купец оказался живой, потому что пуля запуталась в шерсти полушубка и тулупа, которые были одеты на нем. Вернулся домой. Во время коллективизации его раскулачили, хотели сослать, да народ не дал. Был Осип Федорович уже старый и больной, а все равно просился с рыбаками рыбачить, не мог без дела сидеть...

Как поднимаешься в деревню, налево стоял двухэтажный дом с красивыми наличниками. Построил его наш дед Михаил Федорович Сивков. Он переехал из деревни Денщики. Дед воевал в Первую мировую войну, был в плену. Когда возвращался домой, лишь дошел до деревни Луговой Субботы и помер. А прадед Федор Федорович прожил 99 лет. Когда-то он пришел в Денщики с Вологодчины.

В доме деда последнее время дядя Андрей Михайлович Сивков. Для нас всех отчий дом очень много значил. Когда деревни не стало, никто из нас не хотел дом ни продавать, ни перевозить, и стоял он до тех пор, пока не сгорела вся деревня. Каждый раз, когда приезжаем в Горную на кладбище, всегда приходим на место, где стоял дом, находили на пепелище кирпичи с родовым клеймом.

В Горной Субботе был колхоз «Волна революции», а в Луговой — «Красный партизан». К нему относились деревни Шалимова, Яча, Заполойская, Верхняя Деревня, Серебриха. Позже Горную Субботу соединили с Луговой Субботой в колхоз «Красный партизан», а когда пошло укрупнение колхозов, всех соединили с колхозом имени Фрунзе. Народ сразу стал уезжать из деревень, а после наводнения 1970 года деревни и совсем опустели...

Из воспоминаний Василия Дмитриевича Вторушина:

«Нас всех кормил Шалимовский сор»

«В Луговой Субботе раньше было где-то 25 домов, магазин, почта, в двухэтажном доме располагалась начальная школа: две классные комнаты на втором этаже, а на первом жили техничка и учительница Глафира Ивановна Любимова.

Учила она детей очень долгое время. Во время переворота Глафиру Ивановну расстрелять хотели, а она разоружила белогвардейского солдата и с его винтовкой пришла. Когда колчаковцы по Иртышу шли, ее снова забирали, ставили к стенке на расстрел, да народ заступился. Муж её на Гражданской войне сгинул, позже она выходила замуж за богатого, уезжала, но быстро вернулась. Было у нее двое детей, сын и дочь, Валентин и Валентина, но умерли рано, похоронены на местном кладбище. До сих пор ранней весной, среди заросшего кладбища, на их могилках расцветают веточки яблони и сирени, когда-то с любовью посаженные матерью. Когда Глафира Ивановна стала совсем старенькой, она уехала в Уват к жене внука. Внук ее — Сергей Кармацкий, которого она воспитывала, тоже рано умер.

После Глафиры Ивановны детей учили Вторушина Александра Ивановна, а за ней Вторушина Анастасия Михеевна.

В центре деревни, в двухэтажном доме, наверху был сельский совет, а внизу принимала «Уралпушнина», заготовитель у них свой был. «Заготзерно» было, правление колхоза «Красный партизан», медпункт, в бывшей церкви размещался клуб. В деревне был маслозавод, на него молоко возили со всех деревень: Шалимовой, Горной Субботы; с Нижнего Романа, Застаричной, Тугалово, Ячи. С дальних деревень больше сливки возили. На заводе делали масло, которое летом увозили на катере, зимой — на лошадях.

Родился я в 1928 году в деревне Луговая Суббота. Семья большая, 8 человек детей: Виталий, я, Вера, Петр, Лидия, Таина, Нина, Володя. Родители работали в колхозе. Отец, Дмитрий Никифорович, был кузнецом, от колхоза за хорошую работу ездил на выставку в Москву. Мать, Прасковья Андреевна, работала на разных работах: в колхозе было много коров, большие пашни.

Когда война началась, отца сразу забрали. И в тот год наводнение большое было: скота на неводниках перевозили на Савинов бор; копали вокруг деревни дамбу, но ее прорвало и затопило так, что в жаркий день мы прямо из окошка купались.

Есть было нечего, спасались на рыбе. Хорошо, что у отца ловушки были: наловишь щук, мать из фарша лепешки вроде хлеба напечет. Семья большая была, голодали. Мать меняла вещи, привезенные отцом с выставки, на зерно у деда Захара. Он и просто так немного зерна давал, как-то не боялся, а ведь строго тогда было — даже за колоски сажали.

В деревне Яча женщины с голоду опухали и умирали, потому что о себе в последнюю очередь думали. Нас же всех Шалимовский сор кормил.

Я в колхозе с 13 лет на лобогрейке хлеб жал, снопы за мной вязала Вторушина Екатерина Антоновна. По 1200 штук в день навязывала, ударницей была, в газете все время про нее писали. Боронил на лошадях, тал строгал — им кормили скот: из-за наводнения сена не наставили, кормить коров было нечем.

Неводил в Шалимовой на сору с Пуртовым Иваном Петровичем, у него и жил, спал на полатях. Он мастером был, невода, снасти опять же у него были. Зимой рыбу черпали в речке, морды ставили. Всю пойманную рыбу домой носил, я ведь за старшего в семье остался. А Катя с бабушкой Александрой стерлядь нартами таскали на приемный пункт в Шалимову. Там рыбу принимали: зимой просто морозили, а летом солили и на баржах, пароходах увозили в Тобольск.

В Шалимовой была водяная мельница, на ней муку мололи: шлюзы откроют, колесо деревянное наливалось водой и, вращаясь, приводило в движение жернова. Молоть зерно в Шалимову приезжали из дальних деревень на неводниках.

Работали много. Если работать не будешь — есть нечего будет, карточки на муку стали давать в конце войны.

Отца с войны слепого на пароходе привезли. Про победу узнал так: ехали на переметке с Панчетовским Анатолием, к Луговой Субботе подъезжаем, а нам кричат: «Во йна кончилась!» Анатолий ружье схватил и давай в воздух палить. От радости.

Я за войну так истощал, что 1948- м в армию со своим годом меня не взяли, только на следующий. Служил 3 года в Порт-Артуре».